Филфак

Уже третий или четвертый день подряд я нажимаю на кнопку "Новое сообщение", открывается окошко, в котором я сейчас, сию минуту, что-то печатаю, и всё - то, о чем я хотела написать, мгновенно улетучивается, не оставляя обещания вернуться. Я забываю, что я хотела сказать, или оно начинается казаться мне абсолютно бессмысленным и неважным. Через какое-то время вновь появляется желание, но опять пропадает. Но сегодня почему-то оно осталось.

А все дело в том, что 25 января закончилась моя последняя в жизни сессия на филфаке. Будут госы, но это будет уже не то. А вот сессия была последняя. Как оно всегда и бывает, наступила пустота. Однако, есть одно но. Пустота с примесью печали. Ненавистный ранее факультет вдруг стал каким-то родным, стал тем местом, которое, по ряду причин, не хочется покидать. Я осознала все то, о чем мы с одногруппниками давно уже рассуждаем: больше никаких лекций, никаких экзаменов... Но. Все те люди, которые в течение пяти лет учили тебя, уже очень скоро исчезнут из твоей жизни навсегда. Не будет больше Михалевой, с ее безумной жестикуляцией, не будет больше Барамыгиной, которую мы так боялись, не будет Смирнова, над которым все время потешались, не будет до крайней степени интеллигентой и невообразимо умной Плехановой и многих-многих других - никого из них не будет в твоей жизни. От этого грустно-грустно, потому что, скучая по школьным учителям, ты можешь иногда навестить их, поговорить о том, какие сейчас дети, как вообще стало в школе, рассказать о том, какая у тебя судьба, а здесь ведь все не так. Для университетских преподов, для многих из них (но не всех) ты просто был очередным студентом, которого они и не помнят. А другая немногочисленная группа знает и помнит тебя еще какое-то время, но не будет повода, чтобы зайти, не найдется того, о чем бы ты хотел поговорить. Просто не останется точек соприкосновения (если ты, конечно, не будешь заниматься именно такой, научной деятельностью). А в итоге получается, что эти 5 лет твоей жизни, а согласитесь, пять лет - это очень много, вроде как и не бывали вовсе. Несмотря на то, что тебе сейчас кажется, что кроме жизни на филфаке, с тобой ничего другого и не было. И люди, которые учатся с тобой... Кажется, что только они и были всю жизнь рядом, что не было никакой школы и одноклассников. Постаравшись, конечно, вспоминаешь, что такое школа и как было там, но кажется, что та жизнь - совсем-совсем другая. Как у Гришковца в его спектакле "Как я съел собаку": "Я расскажу о человеке, которого теперь уже нет, его уже не существует, в смысле - он был, раньше, а теперь его не стало, но этого, кроме меня, никто не заметил. И когда я вспоминаю о нем или рассказываю про него, я говорю: "Я подумал… или я, там, сказал"…. И я все подробно помню, что он делал, как он жил, как думал, помню, почему он делал то или другое, ну, там, хорошее или, чаще, нехорошее…. Мне даже стыдно за него становится, хотя я отчетливо понимаю, что это был не я. Нет, не я. В смысле - для всех, кто меня знает и знал, - это был я, но на самом деле тот "я", который сейчас это рассказывает, - это другой человек, а того уже нет и у не-го уже нет шансов вновь появиться…" То же самое испытываю и я.

А еще я осознала, что нам выдали весь материал по русскому и литературе, ну то есть вообще все, что есть в этом мире. Разумеется, что можно пойти вглубь какого-нить раздела языкознания, вглубь одной из многих микросистем языка или даже очень подробно исследовать стиль какого-нибудь одного писателя, но это все внутрь. А нам выдали весь объем знаний, который существует, так сказать, очертили границы науки. И от этого становится как-то еще более печально.

Не знаю, что еще добавить к этому, что еще сказать, мне просто грустно, потому что эта жизнь, жизнь на филфаке, уже никогда не повторится...